Рассказы о пушечном мясе.
I. Ополчение 1941 года.
В конце июня 1941 года, когда стала очевидной необходимость
создания глубоко эшелонированной обороны на западном направлении, Ставкой
Верховного Главнокомандования советских войск было принято решение о подготовке
тылового оборонительного рубежа Селижарово - Смоленск - Рославль - Гомель
силами двух армий резерва Ставки и о формировании в помощь им двух-трёх армий
из населения Москвы и Московской области, поскольку отвлекать кадровые части
для выполнения такой задачи было невозможно.
В ночь на 2 июля ЦК ВКП(б) “предложил” местным
партийным организациям возглавить создание народного ополчения, и в тот же
день Военный Совет Московского военного округа принял Постановление о добровольной
мобилизации жителей Москвы и области в народное ополчение.
Согласно постановлению, в Москве план мобилизации
составлял 200 тысяч человек, в области - 70 тысяч человек. Ими планировалось
укомплектовать 25 дивизий. Мобилизация и формирование частей проводились
по территориальному признаку: каждый административный район Москвы формировал
свою дивизию, которая доукомплектовывалась группами ополченцев из определённых
районов Подмосковья. Для руководства работой по мобилизации жителей
в дивизии ополчения и организации их материально-технического снабжения
в районах Москвы и области создавались чрезвычайные тройки в составе
первого секретаря райкома ВКП(б), райвоенкома и начальника райотдела
НКВД, находившиеся под руководством штаба округа. Законченные тройкой
дела по мобилизации передавались в райвоенкоматы для оформления. Предписывалось
формировать дивизии за счёт мобилизации жителей в возрасте от 17 до
55 лет в срок с 3 по 5 июля в Москве и с 3 по 6 июля - в области. От
мобилизации освобождались призывники, имеющие на руках мобилизационные
предписания, работники трёх наркоматов оборонной промышленности, станкостроительных
заводов и тех предприятий, которые районная тройка сочтёт исполняющими
оборонные заказы особой важности. 40-50 процентов комсостава придавалось
новым дивизиям из кадров округа, остальные командиры назначались из
ополченцев. Снабжение частей ополчения транспортом, рабочим инструментом,
кухнями, обеспечение перевозки пищи и боеприпасов в радиусе 150 км от
Москвы должно было осуществляться засчёт ресурсов соответствующих районов
и предприятий, в них расположенных. Оружие и боеприпасы обеспечивал
штаб МВО. За мобилизованным в ополчение лицом сохранялось ежемесячное
денежное содержание по последней занимаемой им должности, а в случае
его инвалидности или смерти ему или его семье гарантировалась военная
начсоставовская пенсия. Предприятия, заботясь о семьях ополченцев, старались
предоставить им и иные льготы.
Столь решительное директивное постановление военных властей
было принято только после того, как партийные органы и НКВД убедились в наличии
подлинного патриотического энтузиазма в массах и стало ясно, что противодействия
параллельной мобилизации не будет.
Большинство населения, находившееся под влиянием грешившей
шапкозакидательскими настроениями предвоенной пропаганды, и представить себе
не могло, как повернутся события.
Рабочее население Москвы и Подмосковья - в основном,
малоразвитые вчерашние крестьяне, жившие очень небогато, - высоко оценило
возможность пойти в ополчение на казённый кошт, сохранив при этом зарплату
и обеспечив семьям кое-какие льготы. Районные начальники разъясняли
им, что собственно воевать - т.е., нести фронтовую службу - ополченцы
не будут. На них будут возложены вспомогательные задачи недалеко от
дома: строительство оборонительных рубежей, охрана военных объектов,
ловля диверсантов (последнее под влиянием пропагандистских установок
тех лет воспринималось вообще как вид спорта). При этом ополченец, как
казалось, получал гарантию от призыва в Действующую Армию. На момент
формирования ополчения всё это было правдой, хотя можно быть уверенным
в том, что такие заверения давались людям в целях скорейшего выполнения
разнарядки по призыву.
Несомненно, также, что очень многие люди пошли в ополчение,
совершенно не высчитывая плюсов и минусов этого шага, а просто повинуясь
патриотическому порыву.
Сложнее была мотивация у тех, кто обладал более развитым самосознанием –
у некоторых кадровых рабочих, части интеллигенции, особенно из «бывших».
К 1941 году чаемое Сталиным “идейно-политическое единство
советского народа” было достигнуто. Опасные конкуренты и оппозиционеры
были разными способами нейтрализованы, в обществе царило внешнее единомыслие
под недремлющим присмотром гигантского репрессивного аппарата. Для мыслящих
людей такое положение было тягостно. Уход добровольцем в армию или в ополчение
позволял им упростить картину мира, и, как казалось, избавиться от мучительных
размышлений о способах, которыми большевистская партия строила светлое будущее.
4 июля 1941 года Государственный Комитет обороны, оценив
реальную обстановку, постановил к 7 июля провести мобилизацию лишь 12 первоочередных
ополченских дивизий, а позднее Московский городской комитет партии, областной
комитет и штаб МВО этим количеством решили и ограничиться, чтобы не оставлять
предприятия без кадров.
Всего за несколько дней было подано свыше 300 тысяч заявлений
от желающих вступить в ополчение, из них по области - свыше 140 тысяч.
Мероприятия по формированию ополченского отряда начались,
на основании упомянутого Постановления Военного Совета МВО от 02.07.1941,
и в Павловопосадском районе, расположенном в 60 км восточнее Москвы.
Сборно-мобилизационный пункт был развёрнут в помещении
клуба Павлово-Покровской фабрики. Записанные в ополчение жители переходили
на казарменное положение. Клуб был обнесён забором, родные и друзья
ополченцев целыми днями находились по внешнюю его сторону, ожидая удобного
момента для передачи гостинца или, при оказии, беседуя с мобилизованными.
Места для всех не хватало, говорят, что даже некоторых ополченцев отпускали
домой; затем всех их организованно перевели для размещения на стадионе
Павлово-Покровской фабрики.
В общей сложности, в ополчение записалось до 40 процентов
работников Старо-павловской и до 30 процентов работников Ленской фабрики -
крупнейших текстильных предприятий Павловского Посада, - а также работники
многих других предприятий города и района.
6 июля по городу разнеслась весть, что ополченцев грузят
в вагоны на вокзале. Кто мог, бросился туда. Учительница Клавдия Маркина,
прибежав на перрон, увидела своего мужа Василия, в нервном ожидании ходившего
взад-вперёд. “Нас обманули, - сказал он. - Мы отправляемся на фронт”.
Мотив обмана ополченцев присутствовал и в рассказах Ксении
Ласкиной, чей муж Виктор - рабочий Коломенского паровозостроительного завода
- записался в добровольцы в те же дни.
Очевидно, что как такового сознательного обмана правительством
населения не было. Планировалось создание вспомогательных частей милиционного
типа, как это и бывало ранее в истории России. Однако, в отличие от войн XIX
века, потери регулярных частей в живой силе оказались настолько велики, а
положение государства настолько опасным, что пришлось закрывать фронт ополченцами.
В правовом отношении положение ополченцев не предоставляло им никаких преимуществ;
государство вольно было распоряжаться ими по своему усмотрению.
Павловопосадцев погрузили в эшелон с ополченцами, набранными
в соседнем Орехово-Зуевском районе, и всех привезли в Москву.
Точные данные о том, в какие дивизии были влиты ополченцы
из Павловского Посада, могут появиться только после изучения сохранившихся
архивных документов.
В “Книге Памяти”, вышедшей к 50-летию Победы, утверждается, что
они вошли в состав 6-й дивизии (формировалась в Дзержинском районе Москвы).
Однако, по данным военных архивов, номер полевой почты, указывавшийся В.Ф.Маркиным
в его письмах домой, соответствовал 2-му полку 17 дивизии народного ополчения
Москворецкого района.
В письме жене от 23 сентября 1941 года коломенский ополченец
В.Н.Ласкин, служивший в 22-м полку 8-ой ополченской дивизии Краснопресненского
района Москвы, сообщал, что вместе с ним служит много людей из Павловского
Посада и ближайших к нему деревень.
Известно также, что из трёх батальонов орехово-зуевских ополченцев два (1200
человек) влились в упомянутую 6-ю дивизию, а один (400 человек) - в 18-ю дивизию
Ленинградского района.
Таким образом, группа павловопосадцев действительно оказалась
рассеянной минимум по четырём разным дивизиям народного ополчения - 6-ой,
8-ой, 17-ой и 18-ой. Далее мы попытаемся проследить судьбы этих формирований.
Сосредоточившись для окончательного формирования в столице,
ополченцы недолго оставались в городе. В ближайшие дни началась их отправка
пешими колоннами в полевые лагеря, где 9 июля началось обучение дивизий. 17
июля, в целях укрепления боевого духа добровольцев, МГК ВКП(б) постановил
учредить в полках и дивизиях ополчения боевые знамёна. В середине июля Военный
Совет МВО обратился в наркомат обороны с просьбой вывести дивизии на Можайскую
линию обороны, где ополченцы могли бы совместить занятия боевой подготовкой
со строительством оборонительного рубежа. Это решение, учитывая дефицит рабочих
рук, было логичным. Срочно были сформированы полевые управления 32-ой, 33-й
и 34-ой Армий и - для руководства ими - фронт Можайской линии обороны (директива
Ставки ВГК от 18.07.1941 г.). 30 июля последовал приказ Ставки об образовании
на Ржевско-вяземской линии Резервного фронта с включением в него 24-й, 31-ой,
32-ой, 33-й, 38-ой и 43-й Армий. Задача новообразованного фронта состояла
в подготовке в тылу воюющего Западного фронта мощного оборонительного рубежа
для прикрытия Москвы. Пять ополченских дивизий, в том числе, 8-я и 18-я, составили
32-ю Армию, пять других, в том числе, 17-я - 33-ю Армию, ещё две дивизии,
в том числе, 6-я - вошли в состав 24-ой Армии. Ополченцы расположились непосредственно
за боевыми порядками Западного фронта.
Прибыв к новым местам дислокации, ополченцы ежедневно по
шесть-восемь, а то и более часов в сутки занимались строительством оборонительных
сооружений и четыре-шесть часов - боевой подготовкой. В рядах дивизий насчитывалось
к тому времени всего около 90 тысяч человек, что было значительно меньше штатного
состава. Нагрузка была велика. Дополнительно к военным делам, ополченцы оказывали
помощь местным колхозам и совхозам в проведении сельхозработ. Можно с уверенностью
сказать, что строительные и сельскохозяйственные работы оттесняли на второй
план вопросы надлежащей боевой подготовки.
На этом рубеже части ополчения получили боевые знамёна
и приняли присягу. Наконец, был отчасти решён вопрос о вооружении и доукомплектовании
новых дивизий. Очевидцы сообщали, что на первых порах ополченцы были плохо
вооружены и обмундированы: ходили в гражданской одежде. Людям были розданы
старые винтовки неуставного образца, на всех их не хватило и строевой подготовкой
бойцы занимались с палками на плечах. Ни о какой нормальной огневой подготовке
при этом не могло быть и речи. Ополченец павловопосадец Арбузов, комиссованный
в конце лета по болезни и вернувшийся домой, сказал, что вся затея с ополчением
вообще безнадёжна: “С палками на танки”.
Тем не менее, в августе, согласно директиве наркомата обороны,
дивизии ополчения были переформированы по штатам сокращённой стрелковой дивизии
военного времени и доукомплектованы обученными крепкими призывниками с территории
МВО. Теперь каждая ополченская дивизия состояла из трёх стрелковых и одного
артиллерийского полка, зенитного дивизиона, батальона связи, сапёрного батальона,
медсанбата, роты моторазведки, автороты, роты химзащиты и вспомогательных
подразделений. К 3 сентября дивизии получили штатное вооружение, включая артиллерию,
однако, полностью их оснастить не удалось: не хватало средств противотанковой
борьбы и противовоздушной обороны.
Непосредственно в серьёзных боевых действиях части
ополчения не участвовали фактически до начала октября 1941 года, хотя и находились
в зоне бомбёжек неприятельской авиацией. Исключение составила 6-я дивизия,
в составе 24-й Армии участвовавшая в контрударе под Ельней в августе-сентябре.
Решение об использовании дивизии ополченцев, находившейся в резерве, было
принято командованием после того, как темп наступления советских войск замедлился.
Дивизия внесла перелом в ход боёв, прорвав оборону противника. Однако, не
имея достаточно сил и средств для продолжения наступательных действий, 24-я
Армия, заняв 6 сентября Ельню, вынуждена была перейти к обороне. Дивизия ополченцев
защищала западные подступы к городу. Под Ельней храбро дрались расчёты пулемётчиков
- добровольцев из павловопосадского района - жителя с. Рахманово Калашникова
и жителя с. Заозерья Иванова.
В конце сентября 1941 г. дивизии ополчения были официально
включены в состав кадровых войск РККА и получили новые наименования. 6-я дивизия
народного ополчения стала именоваться 160-й стрелковой, 8-я - 8-й стрелковой,
17-я - 17-й стрелковой, а 18-я - 18-й стрелковой.
Так де-юре закончилось существование отдельных ополченских
формирований. Советское командование окончательно отказалось использовать
их в качестве вспомогательных частей (между прочим, летом в некоторых дивизиях
ополчения даже было выдано обмундирование, отличавшееся цветом от общевойскового)
и ввело их в состав Действующей Армии, понесшей к тому времени тяжелейшие
потери в живой силе. Конечно, качество новоиспечённых дивизий оставляло желать
лучшего, и они поэтому были просто обречены на большие потери по сравнению
с кадровыми частями, но выбирать командованию было уже не из чего: в бой шло
всё, что оказывалось под рукой.
27 сентября Ставка своей директивой №002373
потребовала от войск перейти к жёсткой упорной обороне, закопаться в землю,
особенно хорошо прикрыть Ржевское и Вяземское направления и стыки фронтов
ввиду усиливающейся активности противника.
30 сентября германская армия начала мощное наступление:
были атакованы войска Брянского и Юго-Западного, а 2 октября - части Западного
и Резервного фронтов. 7 октября восточнее Вязьмы замкнулось кольцо окружения
четырёх советских армий, в том числе. 24-й, в составе которой воевали 6-я
и 4-я ополченские дивизии, и 32-ой, полностью состоявшей из ополченцев.
Общее число ополченцев, попавших в “котёл”,
можно оценить примерно в 70 тысяч человек. При этом из пяти дивизий, составлявших
32-ю Армию, полностью были уничтожены четыре - 2-я СД, 29-я СД, 140-я СД и
8-я СД. Из окружения вышла незначительная часть их бойцов и командиров, и
командование РККА приняло решение о расформировании этих дивизий.
Ветеран 8-й дивизии Б.Рунин, сослуживец упомянутого коломенца
Виктора Ласкина (он числится по документам горвоенкомата пропавшим без вести
в ноябре 1941 г.), в своём письме автору этих строк дал понять, что поиски
обстоятельств и места смерти или захоронения ополченцев разбитой под Вязьмой
дивизии бессмысленны - по крайней мере, в их 22-ом (по общевойсковой нумерации
- 1299-ом) стрелковом полку погибли почти все.
Между тем, 160-я (бывшая 6-я ополченская) дивизия сохранила
в этих боях своё знамя; ценой огромных усилий отдельные группы её бойцов и
командиров вышли из окружения и были затем отведены в тыл. До января 1942
года дивизия оправлялась от понесённых потерь, находясь в резерве в Раменском
районе. Впоследствии, будучи переформированной и пополненной, она принимала
активное участие в боевых действиях.
17-я же стрелковая дивизия, где в роте связи 1314-го полка
служил В.Ф.Маркин, 3 октября занимала западнее Спас-Деменска по фронту 28
километров. Пропустив через себя отходящие на восток остатки трёх разбитых
дивизий и испытав бомбёжку, на следующий день она оказалась на переднем крае,
была подвергнута более мощному удару с воздуха и танковой атаке. Неприятель
использовал в общей сложности до двухсот танков, поддержанных более чем двумя
дивизиями пехоты, а также бронемашинами. Артиллеристы дивизии вели огонь по
наступающим танкам в упор и погибали под гусеницами прорвавшихся машин вместе
со своими орудиями.
Одним из этих артиллеристов был павловопосадец Иван
Михайлович Куликов. В октябрьских боях он был тяжело ранен, по выходе из окружения
долго лечился в госпитале, был комиссован и вернулся в Павловский Посад. Он
оказался единственным земляком и однополчанином Василия Маркина, рассказавшим
хоть что-то о нём его вдове. Последняя встреча В.Маркина и И.Куликова произошла
как раз накануне немецкого наступления: Маркин, служивший в роте связи, проезжал
на своём мотоцикле мимо позиций части Куликова, и они поговорили накоротке.
И.М.Куликов умер в 1950-е годы от последствий фронтовых ранений.
Несмотря на упорное сопротивление, к 5 часам дня 4
октября 17-я дивизия была практически окружена, и с наступлением темноты
положение стало угрожающим. Два батальона соседних полков дивизии дрогнули
и начали отступать без приказа, ломая фронт. Связь с армией была потеряна,
чудом уцелела телефонная связь с соседней 60-й дивизией (1-я ополченская).
Начдив-60 генерал-майор Котельников, как старший по
службе, дал распоряжение о выходе из окружения. Действуя совместно с
одним полком 60-й дивизии, 1314 полк 17-й дивизии прикрыл отход и последним
снялся с рубежа обороны в 2.30 ночи 5 октября. Наутро к отступающим
присоединились несколько танков из частей 43 Армии. Попытка прорыва
окружения с их помощью днём 5 октября оказалась безуспешной.
Было решено найти слабое место в линии германских
войск и прорвать её. Остатки дивизии нашли такое место, разбили три
батальона противника – и выяснили, что за разбитыми и разбежавшимися
врагами опять враги: немцы уже успели продвинуться ещё дальше на восток.
Будучи в движении, колонны дивизии подвергались бомбёжкам,
уничтожившим практически всю матчасть. Немногую уцелевшую технику ополченцы
уничтожили сами, так как без горючего она ценности не представляла.
Боеприпасы и продукты питания кончились. Вести далее остатки дивизии
сплочённой массой не имело смысла – они были бы уничтожены первой
же встреченной регулярной частью неприятеля.
Комдив-17 полковник Козлов принял единственно верное
решение: выходить из окружения группами по 150-200 человек, по возможности
сохраняя связь между ними.К 12 октября остатки подразделений дивизии, в основном,
вышли из окружения в район Малоярославца. Ополченцы вынесли знамёна полков,
123 винтовки, 2 автомата и пулемёт.
13 октября остатки дивизии перебросили в Угодский
Завод на переформирование. К полудню 15 октября, после того, как дивизия
была пополнена 286 солдатами-сибиряками и 500 командирами (их из окружения
вышло 17), личный состав её насчитывал 2879 человек. На 20 сентября
в дивизии числилось 11454 человека. Таким образом, за девять дней боёв
дивизия потеряла более 80 процентов личного состава. Урон, нанесённый
ею при этом противнику, полковник Козлов оценил максимум в 50 танков
и 2-3 тысячи убитых и раненых.
Такое соотношение потерь наступающей и обороняющейся
сторон говорит, в первую очередь, о некачественной подготовке обороны.
Красноармейцы в буквальном смысле слова грудью вынуждены были сдерживать
несравненно лучше оснащённого и обученного противника. Именно ополченские
дивизии, брошенные в огонь, просто массой своей и отчаянным сопротивлением
задержали и потрепали передовые части вермахта, рвавшиеся к Москве.
16 октября комдив-17 Козлов отдал строгий приказ о
приведении частей дивизии в порядок. Он требовал перераспределения оружия
из вспомогательных в строевые подразделения, организации изучения бойцами,
в первую очередь, матчасти, проработки с ними вопросов соблюдения дисциплины,
обеспечения мер защиты от воздушных нападений и готовности вести бой
прямо на месте дислокации и в окружении.
Германская армия продолжала наступать, фронт держался
честным словом бойца и 17-й дивизии пришлось отступить ближе к Москве,
заняв 22 октября оборону по восточному берегу реки Нары, в районе Стремилово-Высокое.
Теперь дивизия входила в состав 43 Армии, прикрывая её правый фланг,
и вела упорные бои с настырно рвущимися вперёд немцами.
Из этих мест и пришло в Павловский Посад последнее
письмо от В.Ф.Маркина, датированное 30 октября 1941 года. На все дальнейшие
запросы горвоенкомат и военные архивы по сей день отвечают стандартной
фразой: «пропал без вести 28 октября 1941 г.», что наводит
на мысль о том, что потери РККА подвергались задним числом некоему штабному
«распределению» во времени. Центральный Архив Министерства
обороны СССР, отвечая на очередной запрос семьи, признал в 1987 г.,
что дата 28 октября 1941 г. носит «условный» характер.
Пополненная сибиряками 17-я стрелковая дивизия
удержала рубеж на Наре и 25 декабря начала наступательные действия в
ходе общего контрнаступления советских войск под Москвой. За три дня
преследования отступающих германских войск она заняла 30 населённых
пунктов, а в январе 1942 года участвовала в боях за освобождение Малоярославца
и Медыни. Свой боевой путь дивизия закончила в 1945 г. в Восточной Пруссии.
18-я стрелковая дивизия, счастливо избегнув
окружения и полного разгрома в Вяземской катастрофе, сохранила кадры
и матчасть. Этим была предопределена её дальнейшая фронтовая судьбы.
Войдя в состав 16 Армии, она заняла рубеж обороны на северо-западе от
Москвы и перешла в наступление 1 декабря 1941 г. Первой из бывших ополченских
дивизий, она 5 января 1942 года за боевые заслуги была преобразована
в 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию и завершила войну в Германии.
Пополненная и довооружённая 160-я (бывшая 6-я
ополченская) стрелковая дивизия приняла участие в наступлении с 15 января
1942 г., освобождая Верею и Шанский Завод в составе 33 Армии. Май 1945
г. она встретила в Берлине.
В настоящее время, насколько мне известно, участников
и очевидцев ополченской эпопеи – павловопосадцев уже не осталось
на свете. Председатель совета ветеранов войны района Шишов сообщил мне,
что ему были известны только два человека, вернувшиеся в город после
ухода в ополчение, причём один из них от пережитого на войне сошёл с
ума. Оба давно умерли. В Москве доживают свой век около полутора-двух
тысяч бывших бойцов и командиров ополчения.
На публикацию первой редакции этого материала в павловопосадской
газете «Вести Вохны» в 1996 году не откликнулся никто.
II.Рабочие батальоны Тихвинского укрепрайона. 1941-42 г.г.
Жестокие потери, понесённые РККА в первые месяцы войны,
а также потеря большой части территории европейской части страны, обладавшей
основным мобилизационным потенциалом, заставили руководителей СССР пойти
на проведение фактически параллельных мобилизаций населения собственно
в вооружённые силы, в ополчение, в иные добровольческие формирования
(коммунистические, истребительные и т.п. батальоны и полки), в органы
внутренних дел, в трудовые батальоны. Вряд ли остались какие-либо свидетельства
о деятельности, например, трудотрядов школьников, занимавшихся летом
1941 года строительством земляных укреплений на Смоленщине.
Население в массе своей с готовностью встало на защиту
Родины, проявив неподдельный энтузиазм в первые недели войны. Позднее
люди уже в большей степени стали отдавать себе отчёт в том, что начавшаяся
настоящая война разительно отличается от войны, к которой их готовила
советская пропаганда.
Войну стали воспринимать как тяжкий, порой до смерти
тяжкий, но необходимый труд – то есть так, как это всегда на Руси
и велось. Народ привычно впрягся в лямку и потянул её до самой победы.
1 сентября 1941 года пришла пора призываться в РККА
старшим возрастам. Были мобилизованы Иван Обрезков 1897-го и Александр
Чесноков 1898-го годов рождения, Алексей Обрезков – младший брат
Ивана 1912 года рождения и другие жители Павловского Посада и прилегающего
района.
Мобилизованных собрали на стадионе Павлово-Покровской
фабрики; переночевали и выполнили все формальности в фабричном клубе.
Затем, прямо в гражданской одежде, их погрузили в эшелон и повезли в
Москву. Местом назначения группы был назначен Мстинский Мост –
станция Октябрьской железной дороги в 80 км от Новгорода.
Где-то между Мстинским Мостом и Малой Вишерой эшелон
попал под бомбёжку и был разбит. Люди, оказавшись без оружия, без снаряжения
и без еды, дошли до Малой Вишеры, а затем, постоянно подвергаясь опасности
попасть в окружение, вышли болотами и бездорожьем в район Тихвина.
Там формировались два рабочих батальона Тихвинского
укреплённого района,в которые и были зачислены братья Обрезковы, Чесноков
и некоторые другие их земляки.
Алексей Обрезков, как закончивший строительный техникум,
был назначен каким-то маленьким начальником; Иван был определён в помощники
кладовщика в соответствии со своей гражданской специальностью бухгалтера.
Пристроились к делу и другие, всего числом около 10 человек.
Тихвин был ключевым пунктом на железной дороге, соединявшей
полублокированный Ленинград с «большой землёй». Примерно
в этом районе планировали замкнуть главное внешнее кольцо вокруг ленинградской
группировки советских войск германские и финские стратеги.
Задача рабочих батальонов в той ситуации была проста
– строить земляные укрепления и противотанковые рвы, а при приближении
немцев – обороняться, как тогда часто говорилось, «до последней
капли крови». Оружия у раббатов практически не было, хороших шинелей,
бушлатов и сапог – тоже. Дай Бог было иметь годные лопаты и кирки.
Всю холодную осень 1941 года солдаты прокопались в
грязи. К зиме от двух батальонов остался один неполный: хотя иногда
донимали обстрелы, народ умирал, в основном, от голода, холода и непосильной
работы. Все тыловые и нестроевые команды были «подчищены»
и лишние бойцы отправлены на строительство укреплений.
Ивану Обрезкову, имевшему за плечами опыт войны, тюрьмы
и лагеря, нетрудно было догадаться, что именно станет причиной скорой
гибели его части.
Поэтому он экономил свой скудный паёк и собирал где
мог кусочки хлеба. Получившиеся сухарики он «заначивал».
Этими сухариками он питался сам, когда становилось невмоготу и подкармливал
брата и товарищей-земляков. К тому времени он уже давно перестал служить
по учётной части (нечего было учитывать – от части почти ничего
не осталось) и находился «на общих работах» (термин подлинный,
употреблявшийся и в лагерном, и в армейском быту тех лет, что само по
себе характерно).
Много времени спустя в дом Ивана Обрезкова в Павловском
Посаде зашёл один из выбравшихся из-под Тихвина живыми павловопосадцев
и сказал его жене Татьяне: «Ивану Прокопьичу всю жизнь будем благодарны.
Он нас спасал, подкармливая нас».
За несколько лет до описываемых здесь событий, в тридцатые
годы, находясь в заключении на строительстве канала имени Москвы, Иван
Обрезков перестал выполнять норму по нездоровью. Наказание было простое
– уменьшение пайки. Там его спас безвестный зек-земляк, бывший
работник Старо-павловской фабрики. Он стал довыполнять норму за «Прокофьича»
в обмен на долю в передаче из дома. Ивана многие в Павловском Посаде
знали по его отцу – торговцу Прокопию Порфирьевичу Обрезкову,
оставившему по себе добрую память, да по его бывшей работе в торговле.
Итак, несмотря на все усилия Красной Армии, 8 ноября
1941 года Тихвин был занят немцами и железная дорога Волхов-Тихвин оказалась
перерезана. Ленинград остался без железнодорожного сообщения.
Стремясь исправить положение, 20 ноября ценою неимоверных
усилий и жертв, советские войска отбили Малую Вишеру, а 9 декабря –
Тихвин, оттеснив неприятеля за Волхов.
Для обороны достигнутого рубежа был образован Волховский
фронт – один из самых тяжёлых фронтов войны.
А остатки рабочих батальонов знали своё дело –
лопатили землю.
В конце концов в начале 1942 года Иван Обрезков надорвался
и был отпущен командиром домой на излечение: дойдёшь отсюда до дому
– твоё счастье, а не дойдёшь – так на то и война.
Как дойти, когда руки ничего не держат, только трясутся?
Зашёл к
сослуживцу - думал хлеба кусок попросить. Тот соврал, сказал, что
хлеба нет. Пошёл к ближайшей железнодорожной станции. По дороге почувствовал
ясно, как никогда, что смерть приходит – нет сил идти.
На счастье, возчик ехал попутный о-двуконь, ну, Иван
прямо и повалился в сани. Возчик оказался добрый, оборванца не турнул,
довёз до станции.
Из эшелона, которым Иван Обрезков добирался до Москвы,
на каждой остановке выносили умерших. Ехали, в основном, штатские –
беженцы, эвакуированные ленинградцы. Грязь и вонь в вагонах стояли невероятные.
Почти после каждого выноса покойников оставались беспризорные
дети.
На вокзале в Павловском Посаде Обрезкову снова повезло
– знакомый возчик, с трудом признав его, заставил солдата идти
потихоньку к дому на своих ногах, держась за сани. Сев в сани, –
он бы замёрз насмерть через пять минут.
Дома он появился в феврале 1942 года в драной засаленной
шинели и невероятных сапогах: мысы разбиты, полукирза-полуваленки. Был
очень слаб. Немного поправившись, всё ещё не мог деревце толщиной в
детскую ручонку срубить. Но семья была счастлива: жёны призванных 1
сентября 1941 года бедолаг было позавидовали следующей группе мобилизованных
– те получили новенькое обмундирование прямо в Павловском Посаде.
Но из этих приодетых не вернулся ни один. Из попавших на Волховский
фронт кое-кто выжил.
О тех, кто не выжил, мне известно только это:
Один, с БЖД-проезда в Павловском Посаде, так же, как
и Обрезков, был отпущен из части в сильном истощении, так же пошёл на
ближайшую станцию – и больше его никто не видел.
Другой, из Ново-Загарья, также отпущенный лечиться,
добрался до Павловского Посада, вошёл в здание вокзала, обнял стоявшую
там тёплую печку, бессильно сполз по ней вниз и умер. Железнодорожник
Хахалин сказал потом Татьяне Обрезковой, что солдат немного не дождался
возчиков из родного села, расположенного в десятке километров от города.
В ноябре 1942 года – после сталинградской битвы,
когда армии опять не стало хватать людей – Ивана Обрезкова призвали
в третий раз, считая Первую Мировую войну.
По нездоровью он был определён в 42-ю Отдельную роту
по сбору и вывозу трофейного имущества рядовым нестроевым, занимался
учётом по своей гражданской специальности бухгалтера и был демобилизован
«вчистую» в июле 1945 года.
Александр Чесноков и Алексей Обрезков тоже остались
живы и закончили войну в 1945-м, причём последний сумел дослужиться
до первого офицерского чина в строительных частях.
Самые сильные воспоминания старика Чеснокова о войне
были – Тихвинский рабочий батальон и горы трупов советских солдат
при освобождении Смоленска.
Умерли они почти одновременно – Алексей и Иван
в 1980-м, а Александр – в 1982-м году.
Упоминание о рабочих батальонах Тихвинского УРа встречено
было автором этих строк только один раз – в воспоминаниях кого-то
из артистов-участников фронтовых бригад. Ни одно из известных мне изданий
о войне 1941-45 г.г. не говорит об этом её эпизоде ни слова, ну, а мемуары
писать, видимо, было просто некому. Военные архивы не имеют на хранении
материалов этих частей, равно как и документов о начале боевого пути
многих некадровых полков и дивизий, сформированных в 1941 году.
В 1970 г. Ивана Обрезкова было пригласили на торжественное
вручение юбилейной медали «XXV лет Победы», да потом передумали
и медаль не дали: «основания не было».
Ну да Бог с ней, с медалью.
III. Заключение.
«Книга памяти» сообщает, что из приблизительно 25 тысяч жителей
Павловопосадского района, призванных в армию и вступивших в добровольческие
формирования, домой не вернулось 8546 человек (33 процента); из них убита
в боях треть этого числа, умерла в плену или от ранений десятая часть и пропало
без вести 56 процентов.
Очевидно, что подготовленная наспех к юбилею книга не может
претендовать на полное и достоверное освещение структуры потерь. Мне, например,
доводилось слышать от участников войны оценку общего количества мобилизованных
павловопосадцев в 30 тысяч человек.
Однако и указанной доли пропавших без вести в общих безвозвратных
потерях не знает ни одна армия, участвовавшая в Первой и Второй Мировых войнах,
в том числе, и императорская российская армия.
Большинство пропавших без вести было мобилизовано
в 1941 году и сгинуло бесследно в страшном месиве первых месяцев войны.
Нет никаких сомнений, что практически все они погибли в
ходе боёв или позднее в немецком плену, и все возможные свидетели гибели того
или иного человека гибли буквально тут же рядом с ним.
Счёт потерям советское командование вело на армии, было
не до отдельных бойцов. Статистика же военных потерь на десятилетия стала
и поныне остаётся заложницей политических игр. Практически нет и публикаций
свидетелей «с той стороны». Напомню, что для издания трёхтомного
сборника воспоминаний уцелевших солдат и офицеров Великой Армии, ходившей
на Москву в 1812 году, в России понадобилось сто лет.
Но именно на поте, крови и костях солдат июня-декабря 1941
года забуксовал и сбавил обороты германский танк.
© А.С.Маркин.
| Павловский Посад - Москва |
1996-2001
|
Литература и источники.
1. Ополчение на защите Москвы. Документы и материалы о формировании и боевых
действиях Московского народного ополчения в июле 1941 – январе 1942
г. М.,1978.
2. От Москвы до Берлина. М.,1988.
3. Беспримерный подвиг. Материалы научной конференции, посвященной 25-летию
разгрома немецко-фашистских войск под Москвой. М.,1968.
4.Куликовский В. От Клина до Тулы. Московские дивизии народного ополчения
на защите столицы // Московская правда. 02 авг. 1994.
5.Горохов А. Ополченцы //Знамя Ленина (Павловский Посад), 09 мая 1975.
6.Книга памяти. Московская область. Павловопосадский район М.,1995.
7.Маркин В.Ф. Письма семье из ополчения, июль-октябрь 1941 г. // Архив А.С.Маркина.
8.Ласкин В.Н. Письма семье из ополчения, июль-сентябрь 1941 г. // Архив А.С.Маркина.
9.Записи рассказов И.П.Обрезкова, Т.В.Обрезковой, С.В.Маркина, К.В.Ласкиной,
А.И.Чеснокова // Архив А.С.Маркина.
10.Рунин Б. Письмо А.Маркину, 30 апр. 1987 г. // Архив А.С.Маркина.
11.Рунин Б. Писательская рота // Новый мир, №3, 1985.
12.Переписка Маркиных и Обрезковых с ГВК, ЦГАСА и ЦГАМО // Архив А.С.Маркина.
Биографические справки.
Арбузов Михаил Васильевич - в 1941 г. житель Павловского
Посада (проживал на ул. Павловская). Ополченец, в боях не участвовал.Умер
в 1960-е г.г. в г.Донецк, куда переехал с семьёй на жительство, в возрасте
около 70 лет.
Куликов Иван Михайлович - житель Павловского Посада, в 1941 г.
– работник конного парка Павловопосадского торга, ополченец. Служил
в артиллерии 17 СД.Умер в 1950-е г.г.
Ласкин Виктор Николаевич (род. 1908 (?) - ?) - рабочий Коломенского
машиностроительного завода им. Куйбышева, ополченец. Служил в 1299 СП 8 СД.
Пропал без вести в 1941 г.
Ласкина (Агальцова) Ксения Васильевна (1907-1984) – крёстная
мать автора; супруга В.Н.Ласкина; в 1932-41 г.г. работница текстильных фабрик
в Павловском Посаде; в 1942-62 г.г. – работница Коломенского машиностроительного
завода им. Куйбышева; кавалер медалей «За оборону Москвы», «За
доблестный труд в Великой Отечественной войне», «В память 800-летия
Москвы» и др.
Маркин Василий Фёдорович (род. 1899 - ?) – дед автора,
из крестьян, рабочий Дрезненской фабрики, участник гражданской войны,
член ВКП(б) с 1925 г., батальонный комиссар частей ВПО УНКВД по Московской
обл., затем - учитель математики школы им. КИМ (Павловский Посад), зав.
экспедицией Павловопосадского хлебозавода. Ополченец. Служил в роте
связи 1314 СП 17 СД.Пропал без вести в 1941 г.
Маркин Станислав Васильевич (род.1928) – отец автора, инженер-строитель,
ныне пенсионер.
Маркина (Кириллова) Клавдия Сергеевна (1896-1980) – супруга В.Ф.Маркина;
учительница, в 1941-45 г.г. и.о. заведующей школы №9 в Павловском Посаде;
кавалер медалей «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»,
«В память 800-летия Москвы» и др.
Обрезков Иван Прокопьевич (1897-1980) – дед автора, житель Павловского
Посада, участник обеих мировых войн, бухгалтер, работник торговли.
Обрезкова (Агальцова) Татьяна Васильевна (1898-1986) – супруга И.П.Обрезкова,
в годы войны – надомница Ленской фабрики в Павловском Посаде.
Обрезков Алексей Прокопьевич (1912-1980) – житель Павловского Посада,
младший брат И.П.Обрезкова, участник войны, строитель.
Рунин Борис – московский литератор, журналист; в 1941 г. –
ополченец, служил в 1299-м СП 8 СД, автор воспоминаний.
Чесноков Александр Иванович (1898-1982) - житель Павловского Посада
(проживал на ул. Нижне-вохонской), участник войны.
